Естественно, порицаем мы насилие как живые, страдающие и сострадающие люди. Философия вряд ли должна заниматься порицанием или оправданием. Она должна, с моей точки зрения, прояснять попытки "избежать абсурда", как сказал бы Камю, или фундаментального диссонанса и лингвистической катастрофы, как пытаюсь формулировать я. Вслед за Камю я называю эти попытки "философским самоубийством", то есть попытками уйти в целостность, синтез, что эквивалентно попытке избежать страдания посредством самоубийства. О фундаментальной "логической" роли смерти я более подробно говорю в "Лингвистической катастрофе". Речь идет не об оценке, заметьте, а о структурном анализе, своего рода философском психоанализе. Что, впрочем, после Сартра, никого не должно смущать. Хотя я вовсе не солидаризируюсь с Сартром в конкретных результатах анализа.

Так вот, я противник теоретического снятия и синтеза. Это противоречит моим представлениям о функции философии, о чем я неоднократно уже говорил. Вернее "синтез" для меня если и возможен, то только в форме дополнительности, то есть в форме абсолютно исключающей синтез и снятие противоположных понятий в более высоком по уровню понятии. Я восхищаюсь Гегелем, но стою на стороне Киркегора. И не потому, что мне нужен противник, а потому, что я считаю такое употребление философии, парадигматическим выражением которого является и Платон и Гегель — злоупотреблением философией и попыткой быть субститутом религии. Еще и еще раз подчеркну — проблемы именно в этом — в понимании того "Что такое философия" и того, каким же она делом занимается.

Для многих фундаментальное вопрошание есть только вход в философию, а для меня целиком вся философия, а то, что в абсолютном большинстве философских текстов дело обстоит скорее ближе к первому представлению, свидетельствует для меня просто о том, насколько сильна в человеке ностальгия по целостности. Я сам охвачен этой ностальгией чрезвычайно, но считаю, что способы ее удовлетворения не должны называться философией. (А способов этих множество: от самых возвышенных, до самых низких. Но все это способы удовлетворить фундаментальную ностальгию, "замазать" онтологическую трещину и абсурдность человеческого бытия. На здоровье — я сам этим занимаюсь в искусстве. Но это именно искусство, о нем можно поговорить отдельно).

Философия в моем понимании это деятельность по различению, раз-борке фундаментальных обобщений. Философия в традиционном понимании, это деятельность в поисках синтеза, в поисках фундаментальных обобщений. Но главное — прояснять и удерживать различия. И для меня крайне важны фундаментальные обобщения, но я вижу их в особой «топологии». Для меня обще то, что различает.

Скажем единство философской деятельности с тех пор, как мы можем говорить о философии, единство всех философов в некоей надвременной "Академии" заключается именно в деятельности по различению, а не синтезу. Философы образуют "надвременное" братство именно потому, что все занимались фундаментальным вопрошанием, из-умлением. Это их объединяет — сама структура возможности вопроса, которая для меня имеет структуру вопросительности, бинарности, антиномичности, автонимности самой речи, самого языка. Для меня философская работа есть деятельность рас-судка. Для меня философ тот, кто стоит в точке вопрошания, и наблюдает, отслеживает как в нем самом, или в другом человеке, другом философе, происходит "склонение" в ту, или иную сторону. Склонение из точки перманентного вопрошания. А философ по призванию никуда не склоняется, он последовательно вопрошает, методически сомневается, знает о незнании, и в этом его мудрость, его фило-софия.

Тенденция представлять философию как знание - вполне респектабельна и обременена традицией. Но это все-таки только тенденция. От того, что распространенное понимание вопроса "Что такое философия" опирается на традицию, идущую от Парменида, не значит, что нельзя подвергнуть сомнению тот онтологический поворот, который обычно мыслится, как собственно философский. Это просто привычка! Привычка считать, что философия начинается там, где мысль "заряжается" и начинает светиться Бытием.

Вся великая и упоительная онтологическая философская традиция, собственно говоря, вся Философия от Парменида до Хайдеггера включительно, это ОДНОВРЕМЕННО РОЖДЕНИЕ ФИЛОСОФИИ И УБИЙСТВО ЕЕ (или как говорил Камю — философское самоубийство). Причем совершается оно из самых насущных экзистенциальных потребностей. В том числе — из любви к ИСКУССТВУ, к созданию ПРОИЗВЕДЕНИЙ, то есть из МИФОТВОРЧЕСКОЙ ПОТРЕБНОСТИ. И это — НЕФИЛОСОФСКАЯ ПОТРЕБНОСТЬ. Хотя без нее не могла бы существовать вся мировая философия. Просто пришло время отдать себе в этом отчет, вот и все. Философская потребность — потребность в раз-делении, РАЗ-РЯЖЕНИИ, в том числе мысли от бытия. Философствование — это умножение различий и избегание тождества. Искусство же — это использование различий для создания тождества — ПРОИЗВЕДЕНИЯ.