Я это говорю к тому, чтобы подумать на тему, так ли уж безупречна привычная интуиция того "Что такое философия". Нет, она НЕБЕЗУПРЕЧНА, хоть и весьма солидна. А философ не должен взыскать солидности, да и говорить, что он ищет Истину, тоже как-то тяжеловесно. То есть, да конечно, ищет, но лучше об этом помалкивать, так как только мы начинаем писать Истину с большой буквы, происходит ее (само) убийство. Правда, в королевской мантии и с короной на голове, но это только подчеркивает пышность похорон. Более того, я хочу всерьез обсудить тему философии как ИНСТРУМЕНТА.

Философия с прагматической точки зрения — тема не новая. Я себе мыслю философию (вернее философствование) именно с некоторым, и, может быть сильным прагматическим оттенком. Философствование имеет этическую направленность — свободу. А то, что традиционно называется философией, это, конечно, нечто очень любимое многими и многими поколениями. Но все же это уже скорее — ИСКУССТВО создания текстов окрашенных темами, заданными Парменидом, Платоном, Аристотелем, Декартом, Кантом, Гегелем, Хайдеггером и прочими любимыми нами авторами. Но они авторы! Писатели, пишущие на те темы, которые традиционно считаются философскими. Это относится и к самой для меня "философской" линии в классической философии, трансцендентальной, тематизирующей "Я" и сознание. Но и то и другое — только гипостазированные слова речи.

Философское, трансцендентальное "Я" (это особенно заметно у Фихте и раннего Шеллинга) — это убийство подвижности шифтера (местоимения). Это попытка лишить его способности быть передаваемым в диалоге от лица к лицу и постоянно, тем самым, менять референта. То есть это очередная попытка остановить время и историчность человеческой речи. Вот и все. Можно продолжать мыслить философию в том же классическом духе, но крайне важно ОДНОВРЕМЕННО удерживать и этот, деконструирующий взгляд. Это очень полезно. Опять прагматический нюанс.

Я не считаю, что философия есть наука. Вернее, если выразится осторожнее — не считаю тезис о том, что философия — наука, или должна быть ей, очевидным. Более того — с моей точки зрения попытки превратить философию в науку имеет своей конечной целью — уничтожение философии (в моем понимании).

Существуют некоторые признаки, по которым наука (в западноевропейском понимании начиная с 17 века) отличима от не-науки. Но, предполагаю, что существуют разные мнения уже по вопросу — "что такое наука". Не говоря уж, о том "что такое философия". Пока обсуждение этих вопросов не начнется — надеяться на содержательность разговора не приходится. Философия и наука — деятельности во многом схожие, но цели, по крайней мере, явные (не скрытые) у них разные. Наука явным (эксплицитным, выраженным в ее основных процедурах) направлена на нечто, что мыслится как объект исследования, то есть на нечто, отдельное от экзистенции. Даже, если при этом объективируется сама экзистенция. Философия же необъектно направлена на саму экзистенцию, вернее она есть ее постоянная актуализация, РАБОТА по ПОСТОЯННОЙ АКУТАЛИЗАЦИИ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ ЧЕЛОВЕКА.

То есть, для меня философия это деятельность по преобразованию человека из инерционного и стремящегося к закрытым формам мысли существа, в существо открытое, вопрошающее, сомневающееся, сострадающее и именно поэтому способное к солидарному (а не коммунальному) существованию. Деятельность эта никогда не прекращается, и не может прекратиться, так как инерционность так же природна человеку (то есть, я, полагаю, и мне тоже, если вы не против), как и многие другие замечательные качества. То есть философская деятельность по своей структуре экзистенциальна, инструментальна и фундаментально этически (а не морально!) заряжена.

Попытка превратить философию в нечто иное тоже имеет «этические» корни. И их можно прояснить. Другими словами я вижу философию как УНИКАЛЬНУЮ деятельность, чьей целью является удержание человека в человеческом состоянии, то есть состоянии РАДИКАЛЬНОЙ АКТИВИЗАЦИИ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ. А для этого необходимо постоянное СВЕРХУСИЛИЕ как вопрошающего разума, так и нравственного чувства, то есть, с моей точки зрения, чувства сострадания, то есть способности чувствовать унижение и душевную боль ДРУГОГО, как свою. Другими словами этическое в моем понимании – это не отношения вертикальные, но отношения горизонтальные.

Акцент в философии я делаю именно на моменте деструктивном, отрицательном — моменте демифологизирущем, освобождающим мышление от "идолов", лежанок и костылей, то есть не проясненных посылок и постулатов, или, как для меня иногда предпочтительнее называть — "мифов". Именно этот момент сократического философствования я подчеркиваю и выделяю, а не момент поиска истин и вторичных мифов, пусть даже хорошо аргументированных, что так часто заметно у Платона. (Я его за это не осуждал бы, если бы не его рецепты в "Государстве").

В этом смысле для меня майевтика — не родовспоможение истины, а родовспоможение личной свободы.