Действительно, осознать, что повторяемость имен вещь принципиальная, так как она необходима, чтобы различать имя и его носителя, гораздо труднее и сама эта мысль кажется несколько неожиданной и нетривиальной. Попытка же полностью отождествить имя и его носителя — древнейший способ мифологизации. Я предлагаю специальный термин для этого процесса — сингуляризация, сведение в одно. Другими словами миф — это такое отождествление, которое забывает, вернее, хочет забыть о моменте различия. Вообще борьба с различием, забвение различия — фундаментальный инструмент преодоления первичного диссонанса, то есть переживаемой человеком вырванности из тождества.

Мое настаивание на вопросительности - это мое нежелание уходить от различия. И только тот ответ мне представляется приемлемым, который СОЗНАТЕЛЬНО, а не потому, что это и так неизбежно, оставляет возможность дальнейшего различения, то есть дальнейшего вопроса. Именно поэтому я убежден, необходимо всегда различать понятие "реальность", то есть имя, и саму реальность. Но тогда "сама реальность" оказывается не тождественной никакому имени, в том числе и имени " сама реальность".

Таким образом, мы попадаем в ситуацию бесконечного ускользания реальности от имени. Это как раз та ситуация, как мне кажется, которую хотел описать Кант, различая "вещь-саму по себе" (или "вещь-в-себе") и явление, феномен, то есть то, что мы принимаем, как могущее быть совпавшим с нашим возможным описанием. Поэтому, когда я говорю о чем-то "миф", я имею в виду такое употребление понятий, имен, предложений, когда предполагается их очевидность и тождественность с чем-то, с некоей истиной, реальностью и так далее. Для философского употребления понятий характерно удержание в памяти того фундаментального различия, которое порождает вопросительность по отношению ко всему, что мы сознаем, познаем, видим, ощущаем. Вопросительность, различительность не какую-то там вообще, а совершенно определенную — вопросительность самой истины, самого бытия, самого нашего существования. В том числе и вопросительность и неготовость, РАЗЛИЧИЕ смыслов внутри всех тех понятий и самих понятий, которые я сейчас употребил.

Когда мы заглядываем в бездну небытия, мы одновременно заглядываем в бездну Бытия. И этот парадокс неустраним. Для меня, в моей юности основным философским вопросом был следующий: "Как можно помыслить бытие чего бы то ни было, без равновеликой возможности помыслить его небытие, И НАОБОРОТ?".

Удерживаться в точке вопроса надо не потому, чтобы устоять перед бессмыслицей, а потому, что это единственный способ избежать постоянной потребности человека к отождествлению своей речи и некоей реальности. Реальность же не нуждается в таком отождествлении. Реальность вполне хорошо себя чувствует в качестве перманентно ускользающей. Более того, наша настоящая ориентация в реальности нуждается в этом постоянном ускользании, в критическом к себе отношении. Иначе мы просто перестанем по настоящему ориентироваться, а будем просто ходить по протоптанным тропам. Но протоптанная тропа это ведь не то, что нужно философу?

Любое научное исследование НИКОГДА не исходит из предположения, что реальность сама себя демонстрирует. Это аристотелевская наука исходила из такого предположения. Я тем самым не критикую аристотелевский подход, а просто обращаю внимание, что развитие науки, начавшееся с Галилея, именно как бы "отвернулось от реальности", отвернулось в методическом смысле. Галилей предположил, что реальность сама себя не демонстрирует, и ввел процедуру идеального мысленного эксперимента. На всякий случай напомню, что для введения понятий движения, инерции, трения, принципа относительности (напомню, что первая классическая формулировка этого принципа принадлежит Галилею) ему пришлось ввести в обиход представление об идеальной поверхности, НЕСУЩЕСТВУЮЩЕЙ В ПРИРОДЕ. С точки зрения предшествующего подхода это было демонстративное "отворачивание от реальности".

Другими словами, чтобы "заставить" реальность говорить, надо дать ей возможность ускользнуть. И для этого Галилею пришлось совершить сугубо философский акт — подвергнуть фундаментальному вопрошанию и сомнению тезис о том, что "реальность сама себя показывает". Нет, НЕ ПОКАЗЫВАЕТ. И именно это осознание, и именно это различение, именно этот момент ускользания есть ФИЛОСОФСКИЙ МОМЕНТ и ФИЛОСОФСКОЕ ДЕЛО. Все, что делал дальше Галилей, я имею в виду создание теории движения, уравнение сложения скоростей, и пр. — дело уже не философское, а собственно научное.