- Всего в библиотеке документов:
6556
Статистика
Кожевников Владимир Александрович
Кожевников Владимир Александрович (15[27].05.1852—3[16].07.1917), историк культуры, публицист. Родился в семье купца — почетного гражданина г. Козлова Тамбовской губ. Получил домашнее воспитание, овладел главными европейскими и основными древними языками. Учился в Московском университете в качестве вольнослушателя, почему и не был допущен к выпускным экзаменам, не имел аттестации об окончании университета и оказался вне академических и университетских кругов. Свою исключительную жажду знания утолял каждодневным чтением по 12—14 час. на протяжении 20 лет. Был человеком энциклопедических знаний, удивлял современников своей «необъятной» ученостью. Кожевников много путешествовал, совершил паломничество в Святую землю, много лет провел в Западной Европе, занимаясь в крупнейших европейских книгохранилищах. И этот «научный багаж» стал «фундаментом для построения грандиозного здания, имеющего целью представить и освежить историю перехода обмирщения, «секуляризации» европейской культуры от Возрождения до XIX в.». Большая часть этого труда осталась в рукописях, которые не были опубликованы и, по всей вероятности, погибли. Кожевников принимал решающее и активнейшее участие в судьбе наследия и пропаганде идей основоположника русского космизма Н. Ф. Федорова. Будучи одним из его близких друзей и почитателей, Кожевников был и редактором, и издателем (наравне с Н. П. Петерсоном) его сочинений. Это была гигантская работа, т. к. Федорова мало заботила необходимость быть доступным и удобопонятным. И, конечно, невозможно преувеличить влияние идей Федорова на работы Кожевникова. Однако Кожевникова нельзя причислить к безоговорочным последователям Федорова. Еще при жизни Федорова Кожевников расходился с ним в кардинальных вопросах. Один из них — недооценка Федоровым благодати, т. е. помощи Божьей в воскрешении. Кожевников держался ортодоксального подхода к вопросу о бессмертии. Книга Кожевникова о Федорове («Н. Ф. Федоров. Опыт изложения его учения по изданным и неизданным произведениям, переписке и личным беседам», 1908) является наряду с двумя томами сочинений самого Федорова почти равноправным источником для знакомства с идеями самобытного русского мыслителя. После смерти Федорова Кожевников стал одним из активных членов «Кружка ищущих христианского просвещения»; членами и сочувствующими идеям этого кружка являлись М. А. Новоселов, Ф. Д. Самарин, ректор Московской духовной академии еп. Феодор (Поздеевский), П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков, В. Ф. Эрн, В. А. Свенцицкий и др. Они были приверженцами старорусских идеалов соборности, согласия и братства, корни и истоки которых имели православное происхождение в традициях святоотеческого богословия.
Кожевников подготовил чрезвычайно ценную работу «Буддизм в сравнении с христианством» (в 2 т., Петроград, 1916).
При помощи многочисленных цитат из буддийской литературы Кожевников дает яркое изображение буддийского абсолютного отрицания мира, их учения о том, что всякое космическое бытие есть зло, что источник личного существования — себялюбие. Поэтому буддийским идеалом является полное уничтожение вселенной, и прежде всего личного бытия — самоуничтожение. Кожевников хорошо описывает упражнения, разработанные буддистами для разрушения личного бытия, и заканчивает свою книгу следующим аргументом: «Ни до буддизма, ни после него никто не отваживался на столь решительный шаг в сторону полной безнадежности; один буддизм осмелился свершить этот шаг, и в этом — трагическое величие и воспитательная ценность его подвига, не превзойденного в своем роде в истории. Не в этом ли (гадаем мы) и его провиденциальная миссия в ходе развития религиозного опыта человечества. Так и кажется, что в сложном и таинственном плане Господнего мироводительства рядом со столькими поисками Бога, Истины, Правды, Красоты и со столькими упованиями, окрылявшими дух человеческий в трудных путях этих поисков, необходимо было явить во всей безотрадной силе еще одно течение: отказ от самых поисков всего этого вследствие полного отсутствия упования в торжество чего-либо положительного…
Глубже и живее кого-либо буддизм познал правдивость трагического вопля страждущего человека: «Немощен есмь!» — и в этом всемирно-историческая заслуга буддизма, в воспитательном, показательном смысле не изжитая еще и поныне. Но буддизм совершенно не познал второй истины, немедленно следующей за первой: он не заслышал или не захотел услышать второго клича души человеческой, клича верующего во спасение Благодатью Божией…
В лице буддизма тварь забыла и отринула своего Творца и Промыслителя, поставивши на его место роковой, бессмысленный круговорот будто бы безначальных, слепых космических сил… Утративши веру в Творца, она потеряла ее и в себя, а неверие и гордость помешали ей примкнуть и к третьему кличу «души болезнующей, помощи и спасения требующей»: «Творение и создание Твое быв, не отчаяваю своего спасения» (вторая молитва пред святым причащением, литургия Василия Великого)…»
«…Ясно и величаво выступает здесь ободряющая, оздоровляющая духовная сила и нравственная красота христианства».
«Отрицая гордые и непоследовательные претензии на спасение себя путем самоуничтожения, христианин обращается к Богу, который есть «Любовь и устами Кроткого и Смиренного сердцем зовет нас»: «Приидите ко мне вси страждующии и обремененнии… и обрящете покой душам вашим», покой не нирваны, не бытия вечного, а жизни в Боге, жизни вечной.
Лосский Н.
Кожевников подготовил чрезвычайно ценную работу «Буддизм в сравнении с христианством» (в 2 т., Петроград, 1916).
При помощи многочисленных цитат из буддийской литературы Кожевников дает яркое изображение буддийского абсолютного отрицания мира, их учения о том, что всякое космическое бытие есть зло, что источник личного существования — себялюбие. Поэтому буддийским идеалом является полное уничтожение вселенной, и прежде всего личного бытия — самоуничтожение. Кожевников хорошо описывает упражнения, разработанные буддистами для разрушения личного бытия, и заканчивает свою книгу следующим аргументом: «Ни до буддизма, ни после него никто не отваживался на столь решительный шаг в сторону полной безнадежности; один буддизм осмелился свершить этот шаг, и в этом — трагическое величие и воспитательная ценность его подвига, не превзойденного в своем роде в истории. Не в этом ли (гадаем мы) и его провиденциальная миссия в ходе развития религиозного опыта человечества. Так и кажется, что в сложном и таинственном плане Господнего мироводительства рядом со столькими поисками Бога, Истины, Правды, Красоты и со столькими упованиями, окрылявшими дух человеческий в трудных путях этих поисков, необходимо было явить во всей безотрадной силе еще одно течение: отказ от самых поисков всего этого вследствие полного отсутствия упования в торжество чего-либо положительного…
Глубже и живее кого-либо буддизм познал правдивость трагического вопля страждущего человека: «Немощен есмь!» — и в этом всемирно-историческая заслуга буддизма, в воспитательном, показательном смысле не изжитая еще и поныне. Но буддизм совершенно не познал второй истины, немедленно следующей за первой: он не заслышал или не захотел услышать второго клича души человеческой, клича верующего во спасение Благодатью Божией…
В лице буддизма тварь забыла и отринула своего Творца и Промыслителя, поставивши на его место роковой, бессмысленный круговорот будто бы безначальных, слепых космических сил… Утративши веру в Творца, она потеряла ее и в себя, а неверие и гордость помешали ей примкнуть и к третьему кличу «души болезнующей, помощи и спасения требующей»: «Творение и создание Твое быв, не отчаяваю своего спасения» (вторая молитва пред святым причащением, литургия Василия Великого)…»
«…Ясно и величаво выступает здесь ободряющая, оздоровляющая духовная сила и нравственная красота христианства».
«Отрицая гордые и непоследовательные претензии на спасение себя путем самоуничтожения, христианин обращается к Богу, который есть «Любовь и устами Кроткого и Смиренного сердцем зовет нас»: «Приидите ко мне вси страждующии и обремененнии… и обрящете покой душам вашим», покой не нирваны, не бытия вечного, а жизни в Боге, жизни вечной.
Лосский Н.
Библиография