Отвечать в журнале на газетную статью, да еще через три месяца после ее опубликования, как-то странно. Но я хочу сделать именно это. Дело в том, что затронутая автором тема не имеет срока давности, и актуальна она не только для него, но и для многих других людей, чувства которых он выразил. Гамма этих чувств сложна, но в ней доминирует обида, ощущение несправедливости, которая будто бы вершится сейчас в нашем обществе, а раз его испытывает такое количество наших граждан, значит, в этом надо терпеливо разобраться. И речь тут не только о снятии социального напряжения, но и о помощи конкретным живым людям, испытывающим отрицательные эмоции.
Статья Валерия Кичина ("Приказано верить". Известия. 2000, № 7, 3 февр.) дышит протестом, она полна упреков, но их суть не очень ясна, и уж совершенно непонятно, кому они адресованы. Их надо расшифровывать. И начать лучше всего с того упрека, которым начинается публикация. Автор сетует на то, что диалог атеиста с православным, несмотря на уговор взаимно уважать убеждения друг друга, никогда не получается равноправным. В качестве примера он приводит свой разговор с Никитой Михалковым, начавшийся по-джентльменски, а кончившийся тем, что Михалков сочувственно произнес: "Вы непременно придете к церкви". "Я ведь не сказал ему, - жалуется Кичин, - что он сделается атеистом, так где же тут равноправие?"
Извини, Валерий, но в твоей претензии нет никакой логики. Я понимаю, что, когда затронуто чувство, человеку не до нее, но все-таки если эмоциональное восприятие предмета спора у сторон различно, единственным способом проявить взаимное уважение остается обращение к логике, какой бы нудной она ни казалась. Поэтому я призываю тебя немного порассуждать.
Задумайся: что помешало тебе сказать Михалкову, что он станет атеистом? Ведь это была не робость. Не сказал ты этого потому, что это не проходило по смыслу, поскольку он уже был атеистом, как и вся интеллигенция его поколения. Он долго пребывал в твоем нынешнем состоянии, а потом перешел в другое, тебе неизвестное, ничего при этом не забыв. Его нынешнее сознание включает в себя твой опыт как часть, и это дает ему право говорить о твоем более скудном опыте "с сочувствием". И заметь: с сочувствием, а не с презрением - что же здесь плохого? Представь себе, что два человека спорят между собою, как лучше всего проводить отпуск. Один из них всегда ездит летом на море и считает, что это единственно правильно. Другой же говорит ему: "Я тоже раньше так думал, а недавно съездил в горы и убедился, что это гораздо лучше; я уверен, что ты тоже рано или поздно придешь к такому выводу". Могут ли эти слова задеть и огорчить первого? Могут, но лишь в том случае, если он интуитивно чувствует, что горы действительно способны дать ему какое-то новое знание, но догадывается и о том, что для восхождения на вершины нужно затратить много сил, а ему не хочется напрягаться. Это как раз твой случай.
Ты утверждаешь, что атеизм тоже вера. Прости, но это некорректная подмена понятий. Ты ведь полемизируешь с православными, а для них слово "вера" означает совсем не то, что для тебя. Религиозная вера есть "обличение вещей невидимых" (апостол Павел), то есть признание сверхчувственной реальности, а твоя вера есть доверие к тому, о чем свидетельствуют пять чувств, и недоверие ко всему, что недоступно их восприятию. Верующий тоже пользуется пятью чувствами и обрабатывает умом их показания, но при этой обработке он учитывает и ту информацию, которая приходит другими путями, а именно через многообразные формы Откровения - как того, которое дается каждому из нас и может быть названо инстинктом правды или совестью, так и экстраординарного, приходящего через избранников, именуемых пророками. Фраза Михалкова, так тебя уязвившая, была ничем иным, как выражением надежды, что ты в своем стремлении к истине когда-нибудь неизбежно выйдешь на этот драгоценный опыт.