Такова была жизнь ее! Но гораздо большую часть обошел я молчанием для соразмерности слова и из опасения показаться не знающим меры в похвалах ей. Но конечно, я не оказал бы должного уважения ее святой и славной кончине, если бы не упомянул о прекрасных обстоятельствах ее, тем более, что Горгония с таким желанием и нетерпением ожидала себе смерти. Упомяну же об этом, как можно короче. Она сильно желала разрешиться (ибо много имела дерзновения к Зовущему) и быть с Христом предпочитала всему на земле. И никто, при всей страсти и необузданности, не любит так своей плоти, как она, свергнув с себя все узы и став выше этого бренного, в котором проводим жизнь, желала вполне соединиться с Вожделенным и всецело восприять Возлюбленного (присовокуплю еще) и Возлюбившего ее, Который ныне озаряет нас немногими лучами Своего света, чтобы только могли мы понимать, с Кем разлучены. Не тщетным остается ее желание, столь божественное и высокое, но что еще более, она предвкушает желаемое благо в предведении после продолжительного бдения, вознагражденного одним из самых приятных снов и видением, в котором, по устроению Божию, предназначен ей срок и даже открыт сам день отшествия, чтобы она уготовилась и не смутилась (Пс.118:60). Итак, для нее готова была благодать очищения и освящения, которую все мы получили от Бога, как общий дар и основание новой жизни; или лучше сказать, вся жизнь была для нее очищением и освящением. И хотя дар возрождения прияла она от Духа, но безопасное соблюдение этого дара было приуготовано прежней жизнью. Дерзну даже сказать, что само Таинство было для нее не новым дарованием, а только печатью. Ко всему этому старалась она присовокупить еще освящение своего мужа. (Хотите ли, чтобы я изобразил его вам кратко? Это был муж Горгонии, и не знаю, нужно ли что говорить о нем кроме этого.) Она заботилась, чтобы целое тело посвящено было Богу, и чтобы не переселиться ей отсюда, когда совершенна одна только половина ее самой, а некоторая часть остается еще несовершенной. И это моление ее не оставлено без исполнения Творящим волю боящихся Его и Приводящим к концу прошения их. А когда же все устроилось по ее намерению, ни одно из желаний не оставалось без исполнения, и назначенный день приближался; тогда она начинает готовиться к смерти и отшествию и в исполнение общего для этого устава возлегает на одр. Потом, передавши последнюю волю свою мужу, детям и друзьям, как прилично было жене, приверженной к мужу, чадолюбивой и братолюбивой, после любомудренной беседы о будущей жизни, и день своей кончины сделавши днем торжества, она засыпает, хотя не исполнив дней человеческого века, чего и не желала, зная, что продолжительная жизнь бесполезна для нее самой, и большей частью бывает предана праху и заблуждению, но столько преисполненная дней по Богу, сколько, не знаю, бывает ли кто исполнен из умирающих в глубокой старости и совершивших на земли многие годы. Так она разрешается, или, лучше сказать, вземлется, отлетает, переселяется и немногим предваряет тело.

Но какое важное едва не ускользнуло от меня обстоятельство! Разве не допустил бы до этого ты, духовный отец ее, который внимательно наблюдал и нам поведал чудо, так много и ее прославляющее, и для нас служащее напоминанием ее добродетели и побуждением желать такой же кончины. И меня при воспоминании об этом чуде объемлет какой-то ужас и заставляет проливать слезы. Она уже кончилась и была при последнем дыхании; стояли вокруг нее домашние и посторонние, пришедшие воздать последнее целование; престарелая мать воздыхала и терзалась душой (ибо желала бы предварить ее отшествием), общая любовь смешивалась со скорбью, одни желали бы что-нибудь услышать на память о ней, другие - сами сказать; но никто не смел произнести слова; безмолвны были слезы, и скорбь неутешна; непозволительным казалось - сопровождать рыданиями отходящую с миром; глубокая соблюдалась тишина, и смерть имела вид какого-то священного торжества. А она, по-видимому, была бездыханна, недвижима, безгласна, ее молчание заставляло думать, что тело оцепенело, и органы гласа уже омертвели, по причине удаления того, что приводило их в движение. Но Пастырь, тщательно наблюдавши в ней все перемены, потому что все с нею происходившее было чудесно, приметив легкое движение губ, приложил ухо к устам, на что давали ему право близость и единодушие. Но лучше бы тебе самому поведать тайну безмолвия, в чем она состояла. Никто не отрекся бы верить сказанному тобой. Ею были произносимы псалмопения, именно слова исходного псалма, и (если нужно выговорить истину) свидетельствовали о дерзновении, с каковым кончалась Горгония. Блажен, кто упокоивается с этими словами: в мире спокойно усну и почию (Пс.4:9). Это и воспевала ты, это и исполнилось на тебе, совершеннейшая из жен; это было и псалмопение и надгробие по отшествии тебе, прекрасно умиренная по мятеже страстей, и в общую череду успения вкусившая сон, даруемый возлюбленным Божиим, как прилично было той, которая и жила и отошла со словами благочестия.